Дорогие друзья! Публикация статей и сборников Игоря Сергеевича Красоткина на страницах Discoverkola.com стала уже доброй традицией. В сборнике "На Севере диком" Игорь Сергеевич поделился с нами историями, связанными со своей Кольской эпопеей, сегодня же автор приглашает на экскурсию по Санкт Петербургу, чтобы разделить с нами свои впечатления об этом Великом городе.

 

От автора

Люблю тебя, Петра творенье,

Люблю твой строгий стройный вид…

Александр Пушкин

Автор появился на свет в Ленинграде 3 мая 1940 г. в роддоме на Фурштадтской улице, недалеко от нынешней станции метро «Чернышевская». В войну вместе с семьёй был в эвакуации в Южном Казахстане. Вернулись в 1944 г., и до переезда в заполярный Кировск в 1987 г. автор был ленинградцем. В большой мере остаётся им и сейчас. Самые яркие вехи в истории и культуре России связаны с городом в устье Невы. «И перед новою столицей померкла старая Москва», – очень точно подметил великий поэт. Санкт-Петербург – старый и нынешний – обладает неповторимой историко-культурной аурой. Здесь всегда можно отыскать что-то новое, манящее, сокровенное. Центр города – от Невы до Фонтанки – много сохранил от XVIII-XIX веков, пожалуй, больше, чем любой другой российский город. Набережные Невы и каналов, дворцовые ансамбли, выдающиеся музеи, архитектурные и скульптурные раритеты привлекают многочисленные легионы туристов. Им есть что посмотреть, чем восхититься, о чём задуматься. Об этом ярко и непосредственно поведал Владимир Солоухин в своём знаменитом эссе «Письма из Русского музея». Есть ещё одна особенность великого города – его дворцово-парковые пригороды, резиденции российского высшего света ушедшей эпохи: Пушкин (Царское село), Петергоф, Павловск, Гатчина, Стрельна. Дворцы и фонтаны, огромные парковые ландшафты, своеобразная парковая архитектура и скульптура. Автор приглашает всех желающих на экскурсию по Санкт-Петербургу и пригородам, надеется открыть любознательным читателям что-то новое, дотоле неизвестное в великом городе с яркой и великой судьбой.


Скрипка в метро

В дикие 1990-ые годы постперестроечного хаоса стали появляться на улицах и в метро исполнители со скромной кепочкой у ног. Разные жанры, разный уровень. Как-то в переходе под Невским проспектом молодой парень играл на гитаре. Что играл, не знаю, одно было ясно – талант! Однажды утром я услышал в подземном переходе метро чарующие звуки скрипки, пошёл на них. У стены стояла пожилая, скромно и аккуратно одетая дама, и играла «Полонез Огинского». Как играла! – а в кепочке одни медяки. Положил я занюханную бумажную десятку (кажется, такой ещё был масштаб цен), кивнул исполнительнице и, лопаясь от собственного благородства, удалился. Через год в другом переходе та же дама, та же скрипка – незабвенный вальс «На сопках Маньчжурии» в чудном исполнении! Та же «десятка», та же печаль.

Какой простор!

2004 г. Ленинград. Лето. Вечер. Сумерки. Троицкий мост через Неву. Идём с геологом Димой Ключаревым, его женой Наташей и их десятилетним сыном. На середине останавливаемся и смотрим, смотрим на Неву… Уникальная панорама: Дворцовая набережная – Дворцовый мост – Стрелка Васильевского острова – Ростральные колонны – Биржевой мост – Петропавловская крепость... И всё на фоне великой реки… «Вот так стоял бы и смотрел!» – задумчиво промолвил Ключарёв. Но некоторые недоумки, паразиты, баблорьё зеленоглазое – уже изуродовали перспективу: поставили высотки в центре Васильевского острова.

Петров-Водкин в ветвях

Гулял я в вечерней полутьме по Санкт-Петербургу с нашими московскими друзьями Димой и Наташей Ключарёвыми. Надумал их удивить. Подвёл к Институту травматологии и ортопедии им. Тюрнера на краю парка Ленина у Кронверкского канала. В полутьме я нашёл нужную точку и указал вверх. Там среди ветвей открылась на фасаде освещённая майоликовая икона «Богоматерь» работы Петрова-Водкина. Так неожиданно взглянули с высоты защищающие от всех невзгод синие глаза с тёмного лика (на характерном жёлтом фоне). Ребята были поражены, да я и сам вспомнил свою реакцию, когда увидел этот шедевр впервые.

Знакомство с губернатором

Несколько лет в должности губернатора Санкт-Петербурга пребывал Владимир Яковлев. В июне 2002 г. на Неве состоялись гонки моторных судов. Я заранее занял место на набережной у съезда с Биржевого моста, где трасса делала крутой поворот. И вот парад открытия. Первой шла лодка с губернатором, подошла к нашей набережной, полной зрителей. Губернатор приветливо помахал мне рукой, а я – ему. И до сих пор горжусь нашим мимолётным знакомством!

Воздушный аттракцион

Летнее ясное утро 1998 г. Санкт-Петербург. Заячий остров, стена Петропавловской крепости, зелёная лужайка на берегу Кронверкского протока. Ждём экскурсионный (цена вопроса – 500 руб.) вертолёт. Вот, наконец, сел в 50 метрах от нас бело-голубой МИ-4. Вместе с нами на борт поднялись 5 парашютистов – готовились к первенству мира. Взлетели на 2000 м, открыли дверь, парашютисты прыгнули один за другим, предпоследний с криком «Хи-хи! Ха-ха!», последним – выпускающий: парашютисты пролетели затяжным полнеба, открыли парашюты, сели на лужайку рядом со стеной Петропавловки. Но этого мы не видели – вертолёт снизился над центром города, потом прошёл над Невой, развернулся и уже на высоте около 200 метров пролетел над Стрелкой Васильевского острова на исходную точку. Замечательные архитектурные шедевры и ансамбли Санкт-Петербурга смотрятся с высоты по-другому: величественно, грандиозно, нарядно! 20 минут полёта, а впечатлений – на всю жизнь!

Четыре ведьмы

Летим летом 1989 г. из Кировска в Ленинград. Полёт затянулся. Круг над царскосельскими парками, выход к заливу в районе Петергофа, возврат к Пулковской горе. Всё на небольшой высоте, пассажиры прильнули к иллюминаторам. «Ой, что это, что это?» – завопила экзальтированная девушка. «А это фонтан «Четыре ведьмы», – спокойно произнёс знаток петербургской архитектуры (автор этих строк). Дружный смех пассажиров (и напрасно!). Дорога из Санкт-Петербурга в Царское Село в XVIII в. была украшена мраморными столбами (автор – архитектор Ринальди) – частично они сохранились: на Московском проспекте, Пулковском шоссе, в г. Пушкин. Кроме того, в XIX в. были установлены фонтаны – поилки для лошадей (автор их – архитектор Тома де Томон). Один из них как-то странно и не к месту оказался у Казанского собора, у знаменитой воронихинской ограды, другой долгие годы томился на пляже у пруда в Московском парке Победы, ныне, кажется, перебрался на Сенную площадь – в начало Московского проспекта. Большой фонтан-поилка (Тома де Томона) находится перед Пулковской горой: башенка и четыре бассейна, возле каждого фигура сфинкса – вот вам и четыре ведьмы.

Петербургские тайны

В Санкт-Петербурге на Малой Охте есть раскольничье кладбище. Идёшь по Мало-Охтинскому проспекту – с виду дом как дом, но вот незаметные воротца, а за ними затерянный мир. Старообрядцы были люди твёрдого духа и весьма предприимчивые. Не зря из их рядов вышло столько торговцев и промышленников. Чтобы не смущать прочих православных, для упокоения им выделили отдельный участок на зелёном берегу реки Охты. Приходишь сюда – аккуратные, но уже давно заброшенные надгробные памятники, начиная с конца XVIII века. А над ними старые разлапистые деревья, а между могилами – трава забвенья.

Фантом Михайловского замка

Санкт-Петербург. Лето 2000 г. Знаменитый Михайловский Замок – мечта и могила просвещённого и умного самодура-императора Павла I. Как не вспомнить Пушкина: «Печальный памятник тирана, забвенью брошенный дворец». В пасмурный день захожу в церковь Михаила Архангела, слабо освещённую изнутри. Ряды колонн из гранита рапакиви, а в алтарном притворе две колонны моей любимой полосчатой зелёно-красной кушкульдинской яшмы. Через год снова попадаю с экскурсией в эту церковь в ясный солнечный день. И с удивлением вижу, что колонны в притворе вовсе не яшмовые, а из красивого тёмно-розового с чёрными точками порфира. Интересуюсь у гида – нет, это именно те исторические колонны. Никакой реставрации не было. Поистине, Михайловский Замок – достойное место для такого ирреального наваждения!

Негодяй Леблон

Архитектор Леблон – автор первого проекта нынешнего Константиновского дворца, царской резиденции в Стрельне – пригороде Санкт-Петербурга. И было это в начале XVIII века. Много с тех пор произошло событий. Резиденция Петра I переместилась из Стрельны в Петергоф, а Стрельна стала обителью великих князей: Константина Павловича, брата Александра I, резиденция поименована в его честь, сына Николая I Константина Николаевича, командовавшего российским флотом, Константина Константиновича, известного поэта К.Р. В строительстве дворца участвовали архитекторы Микетти, Растрелли, Руска и Штакеншнейдер. В советское послевоенное время дворец перешёл в морское ведомство, и курсанты-моряки довели здание до полного разгрома: венец их деяний – пожар в главном Белом зале. И вот в 1998 г. я решил проникнуть во дворец. Пришёл, позвонил в звонок у входа в южный фасад. Открыла дверь симпатичная женщина, экскурсовод Галина Матвеевна, благосклонно выслушала мою сбивчивую речь («я с Севера, что ли, много слышал, хочу взглянуть» и т.д.) и согласилась показать мне интерьер. И вот замечательная экскурсия: один экскурсант и один экскурсовод. Г.М. привела меня в сгоревший Белый зал с балконом и тремя высокими окнами – отовсюду торчали удручающие чёрные головешки. Вышли на балкон, и тут Г.М. поведала, как Леблон, разочаровавшись в российской действительности и императоре Петре I, вернулся в Париж, прихватив авторские чертежи будущего дворца. «Какой негодяй!» – патетически воскликнул экскурсант, а экскурсовод полностью присоединилась к этой жестокой критике. И много ещё интересного узнал я в этот день. В финале, осмотрев две комнаты скромной экспозиции, я благородно просунул в щель барабанчика с надписью «На восстановление Константиновского дворца» ассигнацию в 100 рублей! С паршивой овцы хоть шерсти клок!

Затем всё переменилось – дворец стал президентской резиденцией, был восстановлен, отреставрирован. Не осталось и следа былого разгрома. И я вновь посетил дворец с экскурсией, но Галину Матвеевну не встретил. Такие подвижники всегда остаются в тени. А жаль…

А что касается моего скромного вклада, я уверен – президент его не забудет!

Возрождённое чудо

Пригород Санкт-Петербурга – город Пушкин (изначально Царское Село, а ещё раньше при шведах в начале XVII века Саарская Мыза). Грандиозный Екатерининский дворец – улучшенная копия французского Версаля, любимое творение архитектора Растрелли. Среди анфилады парадных залов знаменитая янтарная комната. История её многолика. Ответный подарок прусского императора Фридриха Великого русскому императору Петру Великому за роту российских гренадер двухметрового роста. Пётр Iбыл по жизни прост, к роскоши не стремился – по Пушкину «он всеобъемлющей душой на троне вечный был работник». Так и не нашёл император, куда пристроить эту янтарную табакерку. А вот его «великая дщерь», по Ломоносову, Елизавета Петровна определила ей место в Царскосельском дворце. В 1940 г. была намечена реставрация шедевра – по свидетельству моего отца С.Г. Красоткина янтарная комната его как рядового экскурсанта особо не впечатлила. Немудрено: янтарь стал трескаться, разрушаться. Была проведена (и вовремя) полная документация интерьера – в мозаичных панно каждый кусочек представлял собой резную мини-картинку со своим сюжетом, но чтобы это богатство рассмотреть, требовалась уйма времени. Пронеслась война – пропала янтарная комната, ищут её до сих пор, может, когда-нибудь и найдут. В 1970-х годах бригада ленинградских художников – специалистов по музейным интерьерам – работала в Калининграде (немецком Кёнигсберге), в знаменитом музее янтаря. Руководитель Генрих Соломонович Хозацкий высказал здравую идею: воссоздать янтарную комнату по архивным материалам. Обратился в инстанции, и работа закипела. Вначале копия в масштабе 1:10, затем многочисленные эксперименты. И вот появились уже отдельные фрагменты из отечественного янтаря. Но дело затянулось на долгие 25 лет. По каким-то непонятным причинам Хозацкий бросил своё начинание. Работа вяло продолжалась, пока дело не взял в свои руки главный реставратор Екатерининского дворца архитектор Кедринский. Наконец-то закончилось моё долгое и, как иногда казалось, безнадёжное ожидание. Заплатив какие-то жалкие 700 рублей, в 2003 г. попадаю с экскурсией в янтарный кабинет. Отведено нам было целых 15 минут, повезло с погодой – вечернее солнце лилось в окна. От пола до высоченного потолка сверкала мозаика янтарных панно, вкупе с позолотой скульптурных фрагментов, пилястров и карнизов. Ярко выделялись 4 каменные картины флорентийской мозаики (между прочим, одна из них поступила безвозмездно из Германии – от потомков некоего офицера, уворовавшего в войну экспонат из дворца). Всё горело и переливалось в лучах солнца и света канделябров. Экскурсанты вели себя в духе времени: спешно достали фотоаппараты и торопливо запечатлевали себя на янтарном фоне – приобщались к шедеврам. Только я выглядел белой вороной, просто стоял в центре зала и смотрел, подходил ближе и смотрел-смотрел, стараясь унести в себе всю эту невиданную доселе красоту.

Оживший маэстро

В пригороде Санкт-Петербурга Павловске на краю парка недалеко от императорского дворца лет десять назад установили красивый памятник знаменитому музыканту Иоганну Штраусу – точную копию памятника на его могиле в Вене. Фигура в свободной позе со скрипкой в руке. Штраус в середине XIX века долго жил в Петербурге, а в Павловск приезжал на свои концерты в знаменитый парковый Курзал – огромный ансамбль, совмещённый с вокзалом первой в России железной дороги. В войну от Павловского Курзала не осталось камня на камне, но память о нём запечатлелась в многочисленных воспоминаниях современников и последователей великого маэстро.

Петровский водовод

Пётр Великий определил первое место своей Санкт-Петербургской приморской резиденции в Стрельне по наличию поблизости мощных ключей в районе Ропши. Но инженерно-гидрологическая разведка (кажется, и сам император в ней участвовал!) установила, что значительно более мощные источники находились в 3 км западнее Ропши – в районе деревни Глядино. Резиденцию перенесли в Петергоф, и гидравлик Бауэр составил проект водовода около 25 км длиной. И вот в начале XVIII века закипела работа в тысячи солдатских рук. Вся водная система получила название Петровский водовод. Она постоянно меня интересовала, и я совершил в район водовода несколько маршрутов в одиночку и со спутниками в 1980-90-ых годах. Картина такова. В лесу сливаются три главных водотока. Первый – из центра деревни Глядино, второй, самый мощный, с большим прудом и водопадом, от окраины деревни, третий – от большого села Оржицы (Красная Мыза) в 5 км от Глядино. Водотоки идут по красивому смешанному лесу. Между прочим, здесь очень крупный массив лещины – лесного ореха, и август – месяц сбора орехов. Слияние потоков оформлено небольшими шлюзами, подпорными стенками. А далее на половине пути к фонтанам огромный пруд в районе села Низино (сейчас берега его застроены коттеджами новоявленных «дачников»). От пруда по Озерковому парку, мимо знаменитого Бельведера на горе (с кариатидами скульптора Теребенева), прямой участок, а дальше разветвление по трём разным водоёмам над Нижним парком (в районе каскада Золотая гора, каскада Шахматная гора и Большого каскада со знаменитым фонтаном Самсон). К Самсону вода идёт по трём большим трубам под сенью красивой липовой аллеи и далее через Ольгин пруд. И когда я вижу мощные струи фонтанов Петергофа, мысленно представляю тот длинный путь, который прошла вода от огромных подземных линз в известняках Ижорской возвышенности до глинта (прибрежного обрыва Петергофа).

Справедливая оценка

Февраль 1962 г. Поездка в Карпаты закончилась. Осваиваем – четверо ленинградских студентов – город Львов. Это не наш город, это польский город. Крутые холмы – как только трамваи и троллейбусы на них взбираются. Средневековые костёлы, знаменитый оперный театр, дома своеобразной западноевропейской архитектуры, Стрыйский парк. Не зря львовяне нам говорили, что Львов – второй по красоте город в Советском Союзе (конечно, здесь присутствует элемент западнической фанаберии). Но на наш естественный вопрос – «А какой первый?» – отвечают без запинки: «Конечно, Ленинград!» Спасибо и на этом!

Почти по Брэму

Май 1970 г. Ленинград, воскресенье, теплынь. Папа с дедушкой решили, что четырёхлетнему внуку пора познакомиться с дикими животными – и втроём направились в зоопарк на Петроградской стороне... И тут началось… Детей в зоопарке масса, все льнут к вольерам, поражены увиденным, ждут чего-то особенного от «братьев наших меньших»… И дождались… На арене бизон. Огромный, тёмно-бурый, с большим чёрным глазом (боком стоял и что-то жевал). Ну, надоели ему все!.. Сверкнул глазом и издал громоподобный всхрюк. Бедные дети бросились бежать. Затем белые медведи. От них мы старались держаться подальше. Я читал в «Огоньке», как в Польше, в зоопарке города Вроцлава, медведь прыгнул из воды вертикально вверх на 3 метра и схватил наклонившегося над бассейном пацана. С трудом отбили, нашёлся находчивый молодой смельчак: обвязался водопроводным шлангом, прыгнул в бассейн, лупил медведя по носу палкой. Хищник растерялся и выпустил жертву, за шланг выдернули из воды и мальчика, и спасителя. А в Ленинграде благообразный «ласковый Миша» раз за разом залезал на скалу и прыгал в бассейн, стараясь на лету схватить плавающую деревянную колоду, делал с ней круг – и опять на скалу! Десять раз «на бис». Огромный слон вёл себя абсолютно непристойно. Он улыбался, глядел в толпу, трубил, призывно поднимал то одну, то другую огромную ногу, ловил хоботом куски булки от зрителей… И при этом не переставал верхушкой своей «пятой конечности» (длиной метра полтора) умильно почёсывать брюхо! Но чемпионом всё-таки стал бегемот. В вольере было пусто – кормёжка происходила под крышей. Затем показалась бегемотиха (меньших габаритов), прошла вдоль двойной ограды и плюхнулась в бассейн. Плотная толпа детей и взрослых, ожидавшая чуда, оживилась. И чудо объявилось в лице более крупного самца с хитрыми чёрными глазками. Пройдя пол-ограды, добродушное чудовище повернулось задом к зрителям и стало гадить. При этом хвост вертелся со скоростью авиационного пропеллера, закидывая толпу драгоценным (всё-таки удобрение!) помётом. Раздались крики, толпа бросилась бежать – не тут-то было! – с полминуты царила лёгкая давка, а бегемот не унимался. Но вот физиологический акт закончился, территория была помечена, и любитель острых ощущений отправился подмываться в бассейн по всем правилам гигиены!

Вот уж поистине: природа – не пробирка!

Тёплые мосты

В Санкт-Петербурге есть 3 моста, идущие по одной прямой через Фонтанку, Екатерининский канал и Мойку: Красноармейский, Красногвардейский, Краснофлотский. Это так называемые «тёплые мосты» – под пролётами трубы теплотрассы, подающие горячую воду от ТЭЦ на Фонтанке в жилые кварталы. Построены они в 1950-ых годах. Красногвардейский и Краснофлотский стилизованы под петербургские мосты первой половины XIX века – замечательная работа архитектора Васильковского.

Метаморфозы Зимнего Дворца

Это великое творение великого архитектора Растрелли – один из главных памятников Петербурга – строили почти 7 лет (1755-1762 гг.). Ломаный фасад (29 внешних и 29 внутренних углов, более 400 трёхчетвертных ионических колонн, 368 внутренних дверей, более 800 огромных окон и т.д.). Первоначально, по замыслу архитектора, дворец был окрашен в жемчужно-розовый цвет и, наверное, весь светился в сумраке белых ночей и невских туманов. (Сейчас так окрашен Строгановский дворец – также творение Растрелли). А далее цвет поменяли – накануне революции 1917 г. дворец стал красным – может быть, отсюда и пролитая кровь братоубийства? А советская власть окрасила Зимний Дворец в зелёно-бирюзовый цвет. Отчего? Кто придумал? Мы привыкли к такому Дворцу, но ведь Растрелли задумал нечто иное!

Петербургский фольклор

Оригинальная петербургская пословица: «Дурак умного догоняет, да Исаакиевский собор мешает». Расшифруем плохо скрытый смысл. «Дурак» – это государь-император Николай I. Вовсе не дурак он был, а очень даже толковый правитель – и всё-таки объект плебейской злости. Его выдающийся конный памятник (скульптор П.К. Клодт, 1859) стоит на Исаакиевской площади у Синего моста через Мойку. У скульптуры всего две точки опоры (уникально!) – пустотелые задние ноги коня заглублены наискось на 3 метра в постамент и залиты изнутри свинцом – необходимая страховка устойчивости. «Умный» – первый российский император Пётр Великий на летящем к славе коне на Сенатской площади, знаменитый «Медный всадник» (скульптор М.-Э. Фальконе, 1773). Здесь три точки опоры – две ноги и змея, в которую упирается лошадиный хвост. И между «дураком» и «умным», действительно, возвышается громада Исаакиевского собора. Назначил однажды мой друг свидание симпатичной приезжей провинциалке у Медного всадника, ждал-ждал – нет девушки. Расстроился, психанул и побрёл к Синему мосту. И – о радость! – стоит девушка в долгом ожидании у ног другого коня, несущего императора Николая I. Перепутала лошадей – у девушек это бывает.

Мастерская Куинджи

Творчество Архипа Ивановича Куинджи – яркая страница российской и мировой живописи. Одна «Лунная ночь на Днепре» дорогого стоит. К тому же он был замечательным наставником, воспитавшим целую плеяду достойных последователей, относился к каждому из них с отческой заботой и каким-то неторопливым вниманием (А.А. Рылов, Н.К. Рерих, В.-К.Ю. Пурвит, К.Ф. Богаевский, А.А. Борисов и др.). Последняя мастерская Куинджи находилась на Васильевском острове Петербурга, на набережной Малой Невы. Из больших окон и с балкона художник мог постоянно наблюдать изменчивые от утра к ночи и в разные времена года масштабные картины могучей водной глади Большой и Малой Невы, сурового или нежного северного неба, вертикальные доминанты колокольни Петропавловского собора и одной из Ростральных колонн, Биржевой и Тучков мосты, Тучков Буян и Князь-Владимирский собор на Петроградской стороне. Впечатления эти бесконечны, будят творческую фантазию и позволяют правильно оценить свои и чужие живописные полотна. Стоял бы на балконе весь день и смотрел, смотрел, смотрел… Сотрудники мини-музея прекрасно оценили преимущества этой замечательной мастерской и периодически показывают 10-минутный фильм, где в быстром ритме можно уловить непрерывную смену настроения петербургской природы в одном из самых уникальных и масштабных пейзажей великого города.

Чудеса Кунсткамеры

Первый петровский «музеум» Санкт-Петербурга – изящнейшее здание на Университетской набережной (уникальный ансамбль – там абсолютно все здания XVIII в.!). Особенно впечатляет центральный объём. Круглый зал заседаний Академии Наук, где М.В. Ломоносов, распалясь, яростно доказывал коллегам научную истину и правильность своих построений. А выше зал, где установлены различные астрономические инструменты. А ещё выше знаменитый Готторпский глобус, тайно доставленный (или украденный?) Меньшиковым из Германии по велению Петра Великого – познавательный аттракцион совершенно необычного назначения. Не случайно, даже при нынешнем развитии техники никак не могут воспроизвести все его функции, разработанные ещё в начале XVIII века. И вот кульминация экскурсии. Желающим предлагается по узкой крутой лестнице забраться в верхнюю башенку и лицезреть оттуда красóты великого города. Накануне у меня был весёлый вечер, но упустить такую редкую возможность нельзя. И вместе со смелой девушкой (остальные банально струсили!) мы вскарабкались и огляделись. Зрелище было необычное, ни с чем не сравнимое. Описать его толком невозможно – Зимний Дворец, Адмиралтейство, Биржа, Ростральные колонны, Петропавловская крепость на берегах, омываемых могучей рекой.

Между прочим, ещё в XIXвеке Кунсткамера горела. И в процессе восстановления лишилась верхней башенки. Эта «ампутация» длилась больше столетия. Только в 1950-ых годах вновь появилась замечательная маковка, и всё здание вновь приобрело первозданную красоту, задуманную архитектором Георгом Матарнови в далёком 1718 г.

Остановись, мгновенье!

Конец сентября 197… г. Поздний вечер. Блуждаю по Павловскому парку в окрестностях Ленинграда. Низкая облачность, скоро сумерки… И вдруг небо над рекой Славянкой окрасилось в редкие тёмно-фиолетовые тона – природа мгновенно преобразилась. А свидетель этой удивительной метаморфозы я один – парк пуст. Но нет, есть ещё один свидетель: на холме над рекой художник расставил планшет, закрепил лист и быстро наносит кистью мазки. Прохожу мимо, мимолётно (чтобы не мешать творческому процессу) заглядываю через плечо художника. О радость! Он поймал эту перемену и зафиксировал её на листе, уловил мимолётную улыбку природы.

НЭПовские огурцы (воспоминания моего отца)

Лето 1921 г. Петроград. В большой двор-колодец на ул. Пестеля (бывш. Пантелеймоновская) заходит мужик, тянет большую тележку, полную отборных огурцов. Кричит на весь двор: «Огурцы для засола! Огурцы для засола! Рубль – сотня, копейка – штука!»

Смех, да и только

Ноябрь 1947 г. Ленинград. Улица Ломоносова. Наш дом № 16 напротив «Холодильника» – учебного Института холодильных технологий и пищевой промышленности. Выходим – папа, мама и я, счастливая семья – из-под дворовой арки. На красивом модéрновом фасаде института три буквы (т.е. цифры) «ХХХ» – исполнилось 30 лет Великой Октябрьской социалистической революции. Ребёнок (я, то есть) читает по-своему: Ха-ха-ха! Устами младенца … глаголет истина?

Память о прошлом

Июль 1941 г. Ленинград. Массовая высылка этнических немцев в сибирскую Тьмутаракань! Комнаты пустые, ключи у управдома. В сентябре уже в блокаду пострадала наша русская семья: в дом на улице Пестеля (здесь теперь мемориал защитников полуострова Ханко) попала бомба, разрушила квартиру в уличном флигеле, погиб мой дед – дворник того самого дома Гавриил Сергеевич Красоткин. Выделили семье пустую «немецкую» квартиру, там и прожили много лет мои родные: тётя Нина и дядя Женя. А хозяева так и не вернулись. Видно, сгинули в холодной Сибири. И остались от них только скромные артефакты: 2 картины на стене, кружка дельфтского фарфора, да образец минерала пирита, со временем перекочевавший в мою коллекцию – а в тётиной семье им кололи орехи.

Потенциальный утопленник

Ленинград. Конец 1970-ых годов. Лето. Занесло меня с площади Труда на берег канала Крунштейна, что опоясывает классический ансамбль XVIII века «Новая Голландия» (арх. Валлен-Деламот). Небольшая толпа у чугунной ограды канала. Присматриваюсь – в воде ряд деревянных свай. На одной из них, отчаянно вцепившись руками и ногами, балансирует молодой парень – немой! У ограды жестикулируют его товарищи – тоже немые – и случайные зрители. Руки и ноги у парня соскакивают, вновь цепляется – видно, что держится из последних сил! Соображаю: видно, придётся спасать! Но как? Отвесная гранитная стенка – нужна верёвка, или жгут из ремней связать? Мысли путаются. На зелёном откосике Новой Голландии сторожа какого-то ведомства, мужчина и женщина, смотрят на эту сцену без всяких эмоций. И вдруг – с облегчением вижу! – из-за поворота канала показывается плот. На плоту спокойный молодой мужик в спортивной одежде с длинным шестом (а глубина большая), подъезжает к свае и с трудом переваливает почти обезумевшего немого на своё плавсредство. Далее подплывает к откосу, сторожа кричат: «Сюда нельзя!» Парень их не слушает, выволакивает обессилевшего на зелёную травку. Приключение закончилось! Что же это было?

Мост «Перекрытие»

В Санкт-Петербурге, вблизи церкви Воскресения Христова (Спас-на-Крови), через Екатерининский канал перекинут широкий мост (его ширина равна ширине примыкающей Конюшенной площади). В советское время мост назвали в честь террориста-народовольца, взорвавшего бомбой императора Александра II (и себя заодно) – мост Гриневицкого. Но его первоначальное название «Перекрытие». Подобный же мост через Мойку – Синий мост (ранее был окрашен в синий цвет) в створе Исаакиевской площади. Николай Iповелел в подарок любимой дочери Марии на свадьбу с принцем Максимилианом Лейхтенберским возвести Мариинский дворец (арх. А.И. Штакеншнейдер). Чтобы мост соответствовал параметрам дворца, по велению императора он был расширен до 99,3 м (самый широкий в Петербурге). С моста прекрасно виден и дворец – в одну сторону, и конный памятник Николаю I на фоне Исаакиевского собора – в другую.

Бешеная реакция

1990-ые годы. Санкт-Петербург. Обычный летний день. По тротуару Невского проспекта шли кришнаиты (поклонники некоего индийского бога Кришны – прим. авт.). Полуголая толпа, в экзотических лоскутах, вопила под бубны: «Хари, Кришна! Кришна, хари!» А навстречу шёл фотокорреспондент петербургской газеты «Смена», длинноусый красавец Замир Усманов со своим неизменным кофром через плечо. Замир достал скромный цифровик и приготовился сделать снимки. Навстречу кришнаитам по обочине проезжей части ехал всадник на белой лошади. Внезапно, доведённая до экстаза кришнаитским «войском», лошадь взвилась на дыбы и попала в объектив на фоне толпы псевдорелигиозных фанатиков-самоучек. Замир показал фотографию своему коллеге, фотохудожнику Равилю Кудашеву. Равиль был поражён невиданной удачей товарища и посоветовал дать фотографии ход. «Взбесившаяся» лошадь начала триумфальное шествие по фотовыставкам, неизменно имела успех и приносила «родителю» Замиру признание и награды, в том числе великолепный цифровой аппарат – последнее слово современной фототехники. Если вы решитесь пройти по Невскому с фотоаппаратом, ищите глазами лошадь – может быть, она принесёт вам невиданную удачу.

Возвращение охотника

Начало 1950-ых годов. Ленинград. В троллейбус садится мужчина – за плечами рюкзак, в одной руке – ружьё в чехле, в другой большая сетка. А в ней переложенные лентами плауна три больших чёрных глухаря.

Удивительное было зрелище!

Жертвы войны?

Блуждая в начале 1960-ых годов по Павловскому парку, зашёл в глухой угол. Густой лесок (уже не парк!), кусты, деревья, маленький (метров 10) прудок, небольшая полянка, и (вдруг!) там 3 могилки с небольшими надгробными плитами. Судя по надписям, 3 девочки 12-13 лет. Ушли из жизни в начале сентября 1941 г. А ведь в это время в Павловск пришли немцы. Рядом деревни Тярлево и Глазово. Что произошло? Какая трагедия скрывается на этом заброшенном маленьком кладбище? Видно было, что кто-то его целенаправленно посещает. Случайный посетитель, вроде меня, вряд ли сюда придёт.

Трёхглавый орёл

Это что-то новое. Орлы могут быть одноглавые – орлан-белохвост, символ США, либо двуглавые, впервые появились в Византии, в Константинополе – одна голова на обрыдлый запад, другая на манящий восток (!). По традиции и в России (преемнице Византийской религиозной доктрины) орёл двуглавый, но уже конкретный символ: «Европа – Азия» (сокращённо Евразия). Вторая (и последняя ныне) евроазиатская держава – Турция, но Коран запрещает изображать и людей, и каких-то «нечистых» животных. А трёхглавый орёл существует и поныне, очевидно, в единственном числе – золотой на золотом куполе Петергофского Большого Дворца в окрестностях Санкт-Петербурга. Но назначение третьей головы чисто утилитарное. Визитёры императоров должны были видеть две головы орла из любой точки парка на подходе к дворцу.

Лоси в городе

Лось – огромное гордое животное. И, конечно, место ему в лесу. Но иногда по каким-то непонятным причинам лоси посещают города, и даже такие мегаполисы, как Ленинград. В начале 1980-ых годов было несколько таких случаев. Видели летом огромных лосей в Приморском парке Победы, видели и в Купчинском яблоневом саду. А мне, в компании с двумя спутниками, довелось увидеть лося в Петергофе в июле 1983 г. Был жаркий воскресный день. Попали мы в Нижний парк часа в 3 дня. С верхней террасы перед дворцом я обратил внимание на необычно густую толпу вокруг Самсона. Спустились туда и остолбенели в удивлении: по чаше фонтана, заполненной, как положено, водой, скакал по кругу огромный лось (не менее 500 кг весом), с ветвистыми рогами. За ним перемещалась (на вёслах) лодка с тремя мужчинами (охотоведы, небось). На носу вперёдсмотрящий держит лассо и пытается улучить момент, чтобы метнуть петлю на рога. Но лось не лыком шит: всё бегает, и момент всё не наступает! Попытались затормозить и развернуть лодку навстречу зверю – он плюхнулся на собственный зад и так замолотил копытами передних ног, что нагнал волну, и лодку чуть не перевернуло. Самсон бросил разрывать пасть льва, и под 20-метровой струёй с удивлением смотрел на происходящее. «Ребята, – предложил я, – давайте сваливать от греха подальше. Лосю скоро всё надоест, и он ринется на свободу через толпу, может покалечить, а вдруг – нас!» С тем и ушли. А эта сцена попала затем в газету «Ленинградская правда».

Ленинградское наводнение 1924 г. (воспоминания очевидца)

Второе по масштабу наводнение в истории славного города, который тогда уже назывался Ленинград, произошло в октябре 1924 г. Очевидцем был мой отец, Сергей Гаврилович Красоткин, и было Серёже 11 лет. Отец его (мой дед) Гавриил Сергеевич Красоткин работал дворником в доме № 7 по ул. Пестеля напротив Пантелеймоновской церкви, здесь же в дворовом флигеле жила семья. В тот день был сильнейший западный ветер – «Нева всю ночь рвалася к морю против бури», как образно писал Пушкин. А улица Пестеля выходит к Пантелеймоновскому мосту через Фонтанку. Конечно, все окрестные пацаны были на набережной и напряжённо смотрели на беснующуюся воду, которая быстро прибывала (редкое зрелище!). Внезапно вода поднялась до кромки и хлынула на проезжую часть. Ребята смекнули, что дело плохо и бросились бегом домой. Но река была быстрее, и, подбегая к своему дому за 200 м от берега, «зрители» были уже по пояс в воде, а вокруг плавали деревянные шашки из торцовой мостовой. Слава богу, спаслись от гнева природы! За что же она прогневалась? Можно, конечно, навести зловещие политические параллели, но… долой мистику! Природа живёт по своим законам!

Интеллигентные фанаты

В 1950-ых годах атрибутом интеллигента была элегантная фетровая шляпа: тёмно-серая, коричневая, тёмно-синяя, бежевая, зелёная, с полями и лентой разных цветов. В мои детские годы отец (отличный спортсмен в прошлом и большой любитель разных видов спорта) часто брал меня на футбольные матчи на знаменитый стадион им. С.М. Кирова. Автор проекта – выдающийся архитектор А.С. Никольский, как Пётр Великий, дал городу выход к морю. Расхаживая по верхнему ярусу стадиона, глянешь на запад и увидишь и Финский залив, и Кронштадт, и Лисий Нос, и Петергоф (в ясные дни даже знаменитый фонтан Самсон можно было разглядеть). Глянешь на восток – рукава Невы, Елагин остров со знаменитыми гранитными львами на Стрелке (перенесли в 1930-ые годы с обветшавшей дачи сановника Строганова на Большой Невке), золотой купол Исаакия, золотые иглы Адмиралтейства и Петропавловского собора, минареты мусульманской мечети. Между прочим, стрелка Елагина острова была излюбленным местом встреч петербургской творческой элиты ещё до революции (даже франтиха Анна Ахматова любила этот уголок). Наблюдали, как закатное солнце ныряет в воды Финского залива, или очертания Невской дельты в загадочном полумраке белых ночей. Вернёмся к футболу. Чаша стадиона вмещала до 100 тыс. зрителей и часто бывала забита до отказа. От конечной остановки трамвая до трибун около 3 км пешего ходу по Приморскому парку Победы. А в парке – масса укромных мест, где можно было распить бутылочку в предвкушении успеха ленинградского «Зенита». Но интеллигентные фанаты (те, которые в шляпах) предпочитали ехать троллейбусом № 7 до кольца на Петровском острове. Далее пешком мимо Дома ветеранов сцены, основанного великой актрисой М.Г. Савиной (1853-1928). Бедные ветераны – в дни футбольных матчей гвалт толпы постоянно нарушал их зыбкий покой. Затем через деревянный Петровский мост, с которого злодеи Феликс Юсупов и Пуришкевич в 1917 г. сбросили в Малую Невку тело другого злодея – «царицкина» фаворита Григория Распутина. А потом – по берегу Невки, избегая пролетарского потока с трамвайного кольца. Тем же путём (около 4 км) интеллигенты с футбола и возвращались. И вот однажды идём мы с отцом с футбола и видим: стоят два окочуренных зенитовских «фаната», обнявшись, с закрытыми глазами у самых деревянных перил на Петровском мосту, свесив головы к воде. Устали бедняги: болеть за «Зенит» в те годы – тяжкое испытание! А их замечательные фетровые шляпы с широкими полями и лентами (одна – зелёная, другая – бежевая) упали с забубённых головушек в воду. И атрибуты интеллигентности тихо уносит Малая Невка в Финский залив.

Чудные скульптуры

На Елагином острове Санкт-Петербурга от Елагина дворца идёт широкая центральная аллея, на запад к Стрелке. На этой аллее в 1950-ых годах стояло несколько скульптур (может, и сейчас ещё стоят!). Вспоминаю две незаурядные творческие удачи. Первая – бронзовая балерина, скульптура Ясон-Мáнизер (жены другого известного скульптора Мáнизера). Артистка в позе «ласточки» на носочке (одна точка опоры!) – удивительная гармония и в художественном, и в инженерном плане. А ближе к концу аллеи – полностью обнажённая модель (чёрная, чугунная, полированная) в изящном изгибе идёт по чугунному гимнастическому бревну (метров 5 длиной), опирающемуся концами на два розовых гранитных валуна в бассейне с водой.

На куполе Исаакия

В одно из воскресений 1947 г. родители повели меня – семилетнего – в Исаакиевский собор Ленинграда. Побродили мы внизу среди мраморных колонн, увидели пресловутый «маятник Фуко», подвешенный на вертикальной оси собора, и портрет архитектора Монферрана. Мой отец, Сергей Гаврилович Красоткин, опытный инженер-строитель, поведал тайну архитектора. Монферран взял за основу маленький храм где-то в Италии и своей властью увеличил масштаб. Действительно, лестница на стилобат прорезана в трёх огромных ступенях какой-то другой (?) лестницы. А с портретом Монферрана в 1960-ые годы произошёл громкий скандал. Приехал в Ленинград некий шахтёр из Воркуты, приобщиться к великой культуре. Сил у него хватило только чтобы добраться по Невскому проспекту до ближайшей от Московского вокзала «Сосисочной». Там и засел до самого вечера. А когда зимний вечер настал, вспомнил цель приезда и ринулся отчего-то в Исаакиевский собор. Было поздно, собор уже закрыт, но шахтёр хотел! Стал стучаться – сторож не внял! Тогда разбил окно, проник в придел с музейной экспозицией и стал громить всё подряд. Перепуганный сторож вызвал милицию – арест и суд. Вопрос прокурора: «Почему Вы сняли портрет Монферрана и поставили его лицом к стене?!» – «Вы знаете, он так на меня смотрел. Так смотрел – при нём я не мог!» Мы поднялись к основанию купола по тёмной винтовой лестнице, вышли на обзорную площадку, и я впервые взглянул на город с высоты и поразился: крыши, крыши, крыши! А затем опять полезли вверх уже внутри купола (сейчас такого маршрута нет!). Скудный свет, какая-то подозрительная лестница, кое-где ступени отсутствуют, на внутренней бетонной поверхности купола выщерблены имена безвестных строителей. И вот награда – верхняя открытая площадка над куполом, ограждённая перилами, свирепый ветер и вид на 50 км во все стороны, в том числе на Финский залив и Кронштадт. В 1990-ые годы в заполярном Ковдоре у меня появился очень пожилой знакомый Михаил Захарович Деревянко. Жил он у сына, моего друга Анатолия, и скупо так рассказывал. Как во время войны сидел на этой самой верхней площадке Исаакия и корректировал по телефону огонь своей дальнобойной батареи.

Уличный вернисаж

Конец 1980-ых. Началась перестройка. Сдвинулись мозги, помягчели нравы. На Невском проспекте Ленинграда появились художники со своими творениями: у Екатерининского сада, у католического костёла. Предлагали себя за очень умеренную плату. Помню чудный петербуржский пейзаж – первый снег, исток Мойки, Инженерный замок, на заднем плане Михайловский сад и Марсово поле, и всё на фоне чудного нежно-сиреневого предсумеречного неба. И за это чудо – всего 100 рублей. Скряга – пожалел денег, болван!

Дегустатор на Сенном

Ленинград. Как-то декабрьским днём 1960 г. мама послала меня на Сенной рынок за редькой. Кузнечный рынок был поближе, но это «рынок аристократов», а Сенной – большой «пролетарский». Редька там явно дешевле. День был солнечный и морозный. Зашёл в торговые ряды, а там окошко – «Горячее вино из Молдавии». Стаканчик красного для сугрева! Вкусно! Иду дальше – другое окошко: «Горячее вино из Грузии». Согреться ещё не успел – повторим! Иду дальше, новое окошко – «Горячее вино с Кубани». Надо продегустировать ислючительно для сравнения – ещё стаканчик красненького! Отличное вино! Благо остатки стипендии ещё в кармане – пьём на свои! Наконец, добрался до редьки – закупил 1 кг по дешёвой цене. А винцо-то неплохое, но толком не распробовал. Ещё круг: Молдавия, Грузия, Кубань. Настроение прекрасное, но надо ещё и домой добраться. По солнечной Фонтанке с шумящей головой домой – дешёвую редьку там очень ждали!

Баболовская ванна

В Царском Селе – дворцовом пригороде Санкт-Петербурга – есть дикий Баболовский парк. Ни тебе статуй, ни павильонов. Только грибной лес да дикие аллеи. В том числе уникальная кривая ивовая аллея – почти километр под сенью серебристо-голубых шапок, натура для нескольких фильмов из жизни дворянской аристократии. Но в дальнем углу парка единственное строение! Зато какое! Красно-кирпичный Баболовский дворец начала XIX века в стиле поздней готики – сложный в плане: три ассиметричных крыла от округлой высокой башни. Принадлежал одному из вельмож и явно был задуман как «гнездо пороков» – пристанище любовных утех. Ещё бы! 18 помещений (язык не поворачивается сказать – комнат!), и в каждом – отдельный выход в парк! Ну, а после любовных оргий не худо бы принять ванну. И ванна есть, да ещё какая! В центр башни до возведения стен и кровли поместили огромный монолит розового микроклинового гранита (в будущий полуподвал). Бригада каменотёсов под руководством великого «менеджера» и умельца Самсона Суханова несколько лет вела работы. Готовая ванна – идеально круглая гранитная полированная чаша около 2 м высотой и около 6 м диаметром, 48 т весом с пояском по верху и по низу с внешней стороны. А откуда вода? О, это отдельный разговор! Вода поступала из мощных Таицких ключей (в 10 км от Дворца). Большая часть таицкой воды наполняет огромные водоёмы Екатерининского и Александровского парка, между прочим, ещё и на весь город Пушкин недавно хватало! И небольшой ручеёк ответвляется в Баболовскую башню. Ах, как приятно было поплавать, наверное, в чистой минерализированной водичке после «трудов праведных», да ещё живописными группами (объём ванны всё позволял!). Вот это настоящий «дом свиданий»! Куда там новоявленному олигарху Прохорову с его убогой «куршевельской» фантазией! Пришла война. Дворец оказался недалеко от линии фронта, был сильно разрушен и ещё в начале 1980-ых годов лежал в руинах. Но с монолитом ванны «практичные» немцы ничего поделать не смогли. Так и пропадает втуне неизвестный широким массам выдающийся памятник – творение русских каменотёсов.

Долгие странствия императора

В начале XX века государь-император Александр III выехал на своём могучем коне на Знаменскую площадь перед Московским вокзалом Санкт-Петербурга, на огромный гранитный постамент забрался. Скульптор Паоло Трубецкой (1866-1938) постарался на совесть: родичи безоговорочно признали великого правителя-миротворца в его царствие, с 1881 по 1895 годы. Россия ни с кем официально не воевала! Но если окинуть памятник критическим взором, закрадывается сомнение: это же карикатура на самодержавие! И большевики старательно сеяли ненависть: «На площади комод, на комоде бегемот, на бегемоте – урод!» Или ещё перл – «пугало» (термин печально знаменитого революционного поэта Демьяна Бедного). Увезли памятник с глаз долой в некое тайное убежище (об этом речь впереди). Теперь на площади памятник минувшей войне 1941-1945 гг. – настоящий обелиск, высотная доминанта Невского проспекта в противовес Адмиралтейской игле на дальнем конце перспективы. Снесли большевики и Знаменскую церковь напротив Московского вокзала. Её долго не трогали – туда великий учёный Иван Петрович Павлов сопровождал на молебны свою набожную жену. Умер нобелевский лауреат в 1936 г., лишился божий храм заступника и пал в неравной борьбе с новой властью. Теперь там наземный павильон станции метро «Площадь Восстания». И архитекторы деликатно придали ему формы, отдалённо напоминающие стоявшую ещё недавно на этом участке Знаменскую церковь. Однако вернёмся к конной статуе императора. К счастью, её не уничтожили, не переплавили, не изуродовали, а переправили в надёжное место – закрытый наглухо внутренний двор корпуса Бенуа Русского музея. Кто же спас творение Паоло Трубецкого? Ответа я не знаю. Из корпуса Бенуа в Михайловский дворец ведёт галерея. Посещая Русский музей, я часто по ней проходил. И однажды, отогнув белую плотную штору, заглянул во двор и ахнул от удивления! Государь-император Александр III на своём могучем коне печально смотрел в пустоту двора. Дальше – больше! Во время московской олимпиады 1980 г. ожидался наплыв гостей и в Ленинград. Ожидания не очень-то оправдались из-за бойкота Игр Западом в знак протеста против советского вторжения в Афганистан. Но подготовка шла, и в ходе мероприятий догадались установить в упомянутой галерее матовые стёкла. Так император оказался лишён свиданий с пронырливыми знатоками. Но вот, наконец, в 1990-ых годах пал якобы уже архаичный советский режим. И вступил в действие знаменитый закон диалектики – единства и борьбы противоположностей. Россия лишилась «братьев», ушедших вместе со значительной частью земли и имущества, и превратилась, по существу, в криминальное государство. Зато на костях большевиков началась реставрация фрагментов «старого мира», в том числе и в области культуры и искусства. Честь и хвала нынешнему директору Русского музея Владимиру Александровичу Гусеву за его инициативу показать «новому миру» старые культурные ценности (несомненно, подлинные!). В рамках этой кампании император Александр III покинул «изолятор долговременного содержания» во дворе Русского музея и переехал, возможно, на временное, но достойное место – во двор-курдонер Мраморного Дворца на Неве, вытеснив оттуда одиозный ленинский броневик.

Золото Волыни

Санкт-Петербург, Невский проспект. Дом книги. Но архитектор Павел Сюзор строил этот дом для компании «Зингер» из США, производившей швейные машинки, и строил как символ Петербурга нового ХХ века (1904 г.). В солнечный день подойдём к каменному цоколю и внимательно его изучим. Масса золотых бликов от тёмного камня бросается в глаза. Это украинский лабрадорит с Волыни. Обычно у лабрадорита синие блики, а на этот посмотришь – золото слепит!

Пинок военморам

Долгие годы Центральный Вооенно-морской музей располагался в Ленинграде, в одном из самых красивых мест – на стрелке Васильевского острова, в помещении бывшей Фондовой биржи у Ростральных колонн. Творение великого архитектора Тома де Томона, бежавшего под крыло России от Великой французской революции 1789 г. Огромнейший зал был заполнен экспонатами, и побывать там было сплошным удовольствием: лицезреть выдающийся интерьер, морские пейзажи по стенам и разные необычные раритеты, например, самолёт И-16 первого Дважды Героя Советского Союза Бориса Сафонова, погибшего над Кольским заливом в 1942 г. И вот печальное известие от 2011 г.: всесильные банкиры победили героических моряков – здесь опять будет биржа. Музей переселяют в Крюковские морские казармы на площади Труда, где когда-то располагался флотский морской экипаж. Очередное сражение проиграно героическим советским Военно-морским флотом. Силы оказались неравны!

Против лома нет приёма!

Ленинград. 1970-ые годы. Весна. Сажусь днём в полупустой трамвай № 15 у 8-й линии в сторону площади Труда. Краем глаза замечаю: на задней площадке четыре парня окружили какую-то заурядную девушку и что-то ей тихо талдычат. Не успеваю ничего сообразить: трамвай останавливается прямо на повороте на мост Лейтенанта Шмидта, открывается задняя дверь. Пожилая вагоновожатая встаёт со своего места, берёт в руку короткий ломик и решительно идёт на заднюю площадку. «А ну, выходи!» – рявкает она парням, взяв лом наизготовку. Парни в испуге сваливают из вагона. Обернулась к девушке: «Ты чего нюни распустила?». Вожатая возвращается на своё место, дверь закрывается, поехали дальше.

Ленинградская рыбалка

Нева – большая река, да и Фонтанка – не маленькая. А в больших реках должна быть рыба. И рыболовы присутствуют... Первое моё воспоминание о рыбе. Лето 1944 г. Пантелеймоновский мост через Фонтанку у Летнего сада. Мужик с удочкой на середине пролёта. И вдруг клюнуло – он вытаскивает очень крупного окуня (под килограмм), и быстро в сумку его! Сколько еды! – свежа ещё память о блокадной голодухе... А летом 1946 г. на берегу Малой Невки я наблюдал ловлю маленькой рыбки – колюшки – металлической подъёмной сеточкой, подвешенной на длинной палке, и выпросил у пожилого рыбака малюсенькую рыбку – видать, и в блокаду он тоже ловил, тем и спасся. А в 1954 г. под окнами нашего дома на Фонтанке (рядом с Невским проспектом) летним утром рыболов вытащил (на живца) щуку килограмма на 1,5. Там же ловили на удочку мелочь (окуней да плотвиц), и успешно – за час до 30 рыбок. На Большой Неве одно из любимых мест рыболовов – спуск у Медного всадника: небось идут рыбы на поклон государю-императору. Дважды наблюдал там летом поимку крупных лещей (поболе килограмма) с разрывом в 30 лет (в 1968 г. и 1998 г.) – не скудеет Нева! А мой товарищ по ЛГИ Николай Эрман ловит исключительно на повороте русла к крейсеру «Аврора» – чтит революционные традиции. Однажды попал крупный лещ, и волок его Коля по всем правилам (с головой в небо, чтобы меньше соображал, а хвостом в воде, чтобы тонкую жилку не оборвал) к спуску с мифическими чудищами Ши-Цза. Доволок и стал спускаться по ступеням к Неве, а вода была высокая, и на ступенях зелёные водоросли. Поскользнулся лихой рыболов, и навзничь по ступеням вниз – затылок зашиб, хорошо в Неву не ушёл. Ну а лещ? А вот лещ-то, мерзавец, ушёл. Коля даже сигов ловил на своём «революционном» повороте. Да вот беда – от невской рыбы так несёт мазутом, что даже кошка есть её отказывается! А однажды в 1980-ых годах наблюдал проверку ловушек, поставленных на миног под центром Биржевого моста на Малой Неве. Вытаскивает рыбак в лодку гирлянду деревянных ловушек, устроенных по типу мережи, открывает деревянную пробку и вытряхивает рыб в лодку. Собралась небольшая толпа зевак, и я в том числе. Посмотрел актёр на зрителей и запустил в массовку одну миногу. Рванулось к рыбине много жадных рук, и моя тоже – жаль, не мне досталась.

Великий рыболов

В 1970 г. в Ленинграде на Московской площади открыли памятник Ленину работы скульптора Михаила Аникушина. Огромный статуй, но что-то в нём было странное, а что – никак понять я не мог. А друг мой – Роман Дубровинский – сразу понял. Смотрел он, смотрел и, наконец, догадался. «А это же интеллигентный рыболов – у него клюнуло, и вскочил!» И точно – вместо кепки надо бы удочку в правую руку. Но для такой оценки надо памятник обойти кругом – и всё станет ясно!

Загадка Монферрана

Огюст Монферран (1786-1858) – великий зодчий. «Он памятник себе воздвиг», в отличие от Пушкина, вполне рукотворный – Исаакиевский собор, золотой купол которого стал одним из символов Петербурга. Прибыл Монферран в северную столицу из Франции в 1816 г. (между прочим, воевал в Европе под знамёнами Бонопарта). Не менее великий Август Бетанкур (1758-1824), испанский учёный, инженер, просветитель, взял талантливого европейца под свою опеку, привлёк к конкурсу проектов нового Исаакиевского собора. Комиссия забраковала все 24 проекта! Мудрый Бетанкур на время вернул своего протеже в Европу на изучение лучших образцов архитектуры. И вот в Италии Монферрану приглянулся небольшой храм: последовали рисунки, обмеры, чертежи. Новый конкурс в 1820 г., и – о чудо! – побеждает молодой зодчий. Но – странная вещь! – посмотрите на углы нынешнего собора: три огромных ступени по высоте явно не под силу среднему человеку. Поэтому в стилобате прорезана лестница в 9 нормальных ступеней. Хитрец Монферран: он взял за основу миниатюрный итальянский храм и произвольно увеличил его объём примерно в три раза. И вот явился миру уникальный Исаакий – последнее монументальное религиозное сооружение в истории старой европейской культуры. Во второй половине ХХ века собор выглядел снаружи мрачновато – таращился на зрителей своими грязно-серыми стенами. И вдруг всё преобразилось: фасад собора в конце 1970-ых заслужил реставрацию и заиграл всеми цветами. Блоки карельского мрамора приобрели свой первородный замечательный цвет: природные композиции разных оттенков белого, серого, палевого. (Правда, знаток облицовочного камня профессор кафедры минералогии Санкт-Петербургского университета А.Г. Булах утверждает, что желтоватый оттенок мрамор приобрёл в процессе сложной реставрации).

Великий зодчий Монферран оставил нам в наследство единственный в своём роде шедевр! Не зря завещал замуровать свой прах в подземелье собора – жаль, последнее желание мастера не было исполнено по религиозным соображениям.

Добавка Шарлеманя

Все знают изумительную по красоте и строгости форм решётку Летнего сада в Санкт-Петербурге на набережной Невы – творение архитектора Фельтена. Правда, авторских чертежей с подписью зодчего не сохранилось, и некоторые искусствоведы упорно ищут других авторов, например, Баженова. По концам гранитного фронта решётки, и с Фонтанки и с Лебяжьей Канавки, изящно завершают рисунок секторальные металлические вставки. Я часто смотрел на них, и меня не оставляло чувство некоторой разностильности с основным массивом ограды. Загадка благополучно разрешилась в дирекции Летнего сада, где мне довелось побывать по вопросу реставрации эльвдаленской порфировой вазы, подаренной Николаю I шведским королём. Оказалось – эти фрагменты принадлежат архитектору Шарлеманю, который почти через 100 лет после Фельтена составил проект другой ограды Летнего сада со стороны Мойки. Его дополнение к старой ограде оказалось на редкость удачным.

Блокадные сухари

Много сейчас приходится читать и слышать, что войну никто из простых жителей не ждал и к ней не готовился. Наверное, большинство, действительно, не ждало и не готовилось. Но не все! Наша большая семья жила на улице Пестеля (бывшая Пантелеймоновская). Дедушка – Гавриил Сергеевич Красоткин – работал дворником в доме, где сейчас мемориал защитников полуострова Ханко. В семье были бабушка, двое взрослых детей – мои тётя Нина и дядя Женя. Наша семья – отец, мама и я, однолетний дитятя, жили отдельно на Фурштадтской улице (тогда ул. Петра Лаврова – кажется, он из плеяды террористов-народовольцев). Бабушка твердила одно и то же почти два года: «Будет война! Будет война!» И при каждом удобном случае сушила сухари. И хранила их в мешках на чердаке дома. Может быть, эти сухари в блокаду спасли чьи-то жизни, а может, и нет. Их украли с чердака в сентябре 1941 г. В том же сентябре у деда был день рождения, и он выскочил на улицу к пивному ларьку выпить кружечку по такому случаю – пивом ещё торговали. Завыли сирены воздушной тревоги – дед побежал в дворницкую. Немецкие асы целили в огромный стеклянный купол училища технического рисования барона Штиглица в Соляном переулке. Ненароком бомба ухнула в наш, соседний с куполом дом, дворницкую завалило, дед погиб. В декабре в больнице умерла бабушка – после смерти деда она тронулась рассудком. Вот так прошлась блокада по нашей семье.

Поминки по вождю

10 ноября 1982 г. Скончался «верный ленинец», вождь советского народа, Леонид Ильич Брежнев. Через пять суток, 15 ноября 1982 г., в Москве состоялись его похороны. В этот день ехал я на городском транспорте (троллейбусе и трамвае) в ЛГИ. Добрался до площади Труда – в транспорте сбой. Пошёл пешком через мост Лейтенанта Шмидта и дальше по набережной Невы вниз по течению. Вышел на мост, дошёл до середины. Тёмный день, низкая облачность. На мосту пусто, только по противоположной стороне навстречу мне мужская фигура. И вдруг как рявкнули все гудки на судах и на заводах. Я взглянул на часы – 12 часов, снял кепку и встал по стойке «Смирно». Попутчик сделал то же самое. Две минуты бушевал рёв и затих. Мы двинулись дальше. Жизнь продолжалась!

Мельчает рыба

Леннград. Начало 1980-ых годов. Идём по набережной Лейтенанта Шмидта к одноимённому мосту мимо плавучего ресторана «Дельфин». И вдруг я вижу: судно то же, а вывеска другая – ресторан «Корюшка». Да, мельчает рыба!

Секрет старых каменщиков

Летом 1949 г. наша семья (папа, мама и я, девятилетний) гуляли в петергофском парке Александрия. Всюду следы войны: руины дворцов, остовы немецких танков на аллеях, платформы дальнобойных орудий на берегу Финского залива. Воссозданный скульптором Симоновым Самсон (взамен вывезенного оккупантами и канувшего в немецкой глубинке) на Большом каскаде с очень скромной свитой (всего десяток скульптур). В Нижнем парке только два (!) фонтана, извлечённых из раскопа – Адам и Ева, единственное, что успели спрятать летом 1941 г., на большее сил и времени не хватило. В Александрии привлекли внимание развалины Нижней дачи, обители последней царской семьи. Между прочим, творение архитектора Томишко, а другое его творение всем известно – одиозная тюрьма «Кресты» в Санкт-Петербурге на Неве. На Нижней даче лежала на земле кирпичная стена 10 м высотой – одним цельным фрагментом. Я обратил внимание, как красиво и добротно были расшиты строительным раствором швы между кирпичами – стена не развалилась по кирпичику: она жила и только прилегла отдохнуть. Отец – опытный инженер-строитель – в ответ на мой наивный детский вопрос о качестве кладки, отличном тогда и плохом сейчас, разъяснил причину. Оказывается, раньше норма была 50 кирпичей за смену, а сейчас – 400. Вот и весь секрет прочной кладки. Впоследствии отличную кладку приходилось видеть в разгромленных финских хуторах Карельского перешейка и в деревне Чернó Сланцевского района Ленинградской области. Удивления не было – причина явления известна.

На охране русских святынь

Одной из важных политических задач большевиков была борьба с православной церковью. Ссылали священников, стреляли священников, закрывали церкви, разрушали церкви. Но были и изощрённые методы борьбы, один из них осветил мне друг мой Борис Давидович Эфрос. Возле огромного Свято-Троицкого собора Александро-Невской Лавры в Ленинграде была организована так называемая «коммунистическая площадка» местного кладбища. Чтобы оскорбить чувства верующих, здесь хоронили всяческих иноверцев – представителей католической, протестантской, мусульманской, иудейской религии: эстонцев, финнов, латышей, евреев и др. Один из надгробных памятников: «комбриг войск ВЧК-ОГПУ Фишман» – надпись на гранитной скале. Бронзовая еврейская фигура в полный рост с характерным носом, в шлеме, с винтовкой, по стойке «смирно». «Смотри, до чего большевики дошли, – сказал Борис. – Жидовская морда Фишман охраняет православный храм!»

Яблоневый сад

Мы переехали жить из центра Ленинграда в Купчино на Белградскую улицу в 1967 г. Дом 24 выходил к большому заброшенному саду, принадлежавшему местному совхозу, размером 300´1000 м. Яблонь там было без счёта, заросшие дорожки, канавы с водой. Постепенно сад окультуривали: сорные деревья и кусты вырубали, дорожки подсыпали, канавы засыпали. В 1980 г. была зима с сильными морозами, часть яблонь погибла – их спилили. Настоящую цену саду я узнал в 1986 г. В феврале сломал ногу, а с конца апреля на костылях ходил гулять в сад. Цвели яблони – разная окраска была у цветов (белая или розовая с вариациями), их размеры и запах тоже значительно отличались. Чудным был май – месяц цветения яблонь. В 2000-ых годах в южном торце сада построили огромный жилой дом, организовали открытый театр, выкопали пруды, насадили клумбы. И образовался полноценный парк. Но совсем мало осталось яблонь-ветеранов.

Слово о Петербурге

Ни страны, ни погоста

Не хочу выбирать –

На Васильевский остров

Я приду умирать.

Так писал знаменитый Иосиф Бродский. Похоронен он по завещанию в Венеции, но смысл стихотворных строчек не следует понимать буквально. В конце концов – «бесчувственному телу равно повсюду истлевать», как верно подметил А.С. Пушкин. Наверное, Бродский имеет в виду нашу общую духовную родину – «блистательный Санкт-Петербург» (определение поэта Агнивцева). Вместе с озером Байкал, Санкт-Петербург – самая большая российская драгоценность. Познать его – не хватит тысячи жизней одного человека. Очень точно сказал художник Илья Глазунов: «Петербург – визуальное чудо». Огромная аура великого города засасывает. 300 лет город был и остаётся главным центром российской истории и культуры, как бы ни пыжилась ихняя самодовольная, деньгами полная и гордая Москва – небось лопнет скоро от собственной спеси!

Ропшинские яблоки

В конце августа 1983 г. две супружеские пары (Тимофеевы и Красоткины) стояли на автобусной остановке в пригородном подленинградском посёлке Ропша – возвращались домой после «набега» на плантацию шиповника возле деревни Глядино. Мимо нас прошла старушка, толкала тачку, а там – две корзины отличных яблок. Остановили, расспросили – старушка поведала: везёт яблоки на сдачу по 30 коп. за килограмм. У нас глаза разгорелись, дождались возврата хозяйки и пошли в её сад. Яблони были буквально усыпаны крупными плодами сорта «осенний полосатый» – сотни, тысячи яблок, ветвей не видно. Краснобокие, сочные, душистые – набрали мы полные сумки по той же заготовительской весьма скромной цене. И ещё пару раз приезжали, уже специально за яблоками. Одна беда: «осенний полосатый» – не зимний сорт, долго не лежит. Наелись мы в ту осень чудных яблок почти что «на всю оставшуюся жизнь». А потом у другой хозяйки нашли ещё зимнюю антоновку.

Послесловие блокады

Летом 1946 г. мама (бывшая спортсменка) по каким-то делам привела меня (шестилетнего) на ленинградский стадион «Искра» на Крестовском острове. Послонялись мы по спортивному ядру и спустились по берегу Малой Невки к самой воде. У воды ходил мужчина, пожилой, низкорослый и худущий – точно: несостоявшаяся жертва блокады. В руках у него длинная палка, на верёвочках привязана мелкая металлическая сеточка – квадрат метр на метр. Опускает в воду – выхватывает из воды; в сеточке трепещут с десяток маленьких рыбок-колюшек. И так раз за разом. Тем, наверное, и выжил в блокаду!

Каменотёс Суханов

Вологодский крестьянин Самсон Суханов прожил большую жизнь – был и землепашцем и бурлаком, с поморами ходил за зверем на Грумант (Шпицберген). Прибыв на заработки в Петербург, со временем организовал артель каменотёсов в несколько сот человек. Артель участвовала во многих славных делах (на нынешнем новоязе – замечательных проектах) первой половины XIX века. Вспомним некоторые... Скульптура у портика Горного института (авторы Пименов и Демут-Малиновский) – Геракл с Антеем и Плутон с Прозерпиной. Студенты ЛГИ 1950-ых (и автор в их числе) любили сидеть на постаменте у ног Геракла. Нынешний ректор НМСУ (преемника СПбГИ и ЛГИ – Национального минерально-сырьевого университета «Горный») В.С. Литвиненко ныне отправил исполинов в реставрацию и намерен перенести их во внутренний ректорский сад, а на набережной Невы поставить копии... Скульптура у подножья Ростральных колонн (автор Прокофьев) – 4 великие русские реки: Нева и Волхов, Волга и Днепр – на стрелке Васильевского острова... Облицовка фасадов и колоннады Казанского собора пудостской плитой (кстати, и вся перечисленная скульптура из того же материала – известкового туфа из окрестностей Гатчины). Это была работа огромного масштаба. Одних колонн на фасаде собора целых 138 (!) – сам считал. Недаром архитектор Воронихин постоянно общался с Сухановым. Известковый туф изначально был изумительно красив: нежно-серые, кремовые и розовые тона. Со временем он потускнел, потемнел и подурнел – никакая реставрация не спасла... «Александрийский столп» и колоннада Исаакиевского собора – следующая ступень мастерства... Ещё одно деяние артели Суханова – гигантская гранитная ванна в Баболовском дворце на окраине царскосельских парков, 2 м высотой и 7 м диаметром. Гранитный монолит сначала поставили на фундамент, заглублённый в землю, и стали обрабатывать камень, и только потом возвели над ванной башню. Самсон Суханов разбогател, жил в красивом особняке классицистического облика на набережной реки Пряжки. Интересно, как он добирался до Горного кадетского корпуса и Стрелки Васильевского острова – может быть, на лодке по Пряжке, Мойке и Неве. Под конец жизни Суханов разорился, лишился особняка и умер в нищете и безвестности. А было ему отпущено более 70 лет напряжённой, богатой событиями жизни. И навеки его имя связано с «блистательным» Санкт-Петербургом.

Крест из рельсов

На окраине Санкт-Петербурга возле станции Обухово стоит оригинальный надгробный памятник. Гранитная глыба с немецким текстом, а на ней крест, изготовленный из железнодорожных рельсов. Здесь в середине XIX века захоронен знаменитый человек – управляющий Николаевской железной дорогой (запамятовал его немецкую фамилию). Он много сделал для прогресса железнодорожного сообщения и для нормальной жизни своих железнодорожных работников (не с него ли брал пример сталинский нарком Л.М. Каганович?). На похоронах работники железной дороги (рабочие и служащие) на руках донесли гроб через полгорода до места захоронения. (А наши «нувориши» даже своего «пахана» Ельцина лишь сопровождали на шикарных авто). Поистине «крест деревянный иль чугунный назначен нам в неясной мгле…»

Любимый сюжет

Очень часто на весенних и осенних выставках ленинградских художников, которые я регулярно посещал в 1960-1980-ых годах, мелькал знакомый мотив: колокольня Никольского морского собора на Крюковом канале – изумительное творение архитектора Саввы Чевакинского (а может, и Растрелли, его учитель, руку приложил?). Этот сюжет – на каждой выставке, в нескольких вариациях разных художников. В чём пикантность ситуации? Дело в том, что КЖОИ (Комбинат живописно-оформительского искусства) размещался неподалёку, на перекрёстке Екатерининского канала и Лермонтовского проспекта, в здании бывшей Эстонской церкви. Художники ежемесячно приходили в КЖОИ за зарплатой. Как водится, выплата задерживалась до второй половины дня. А в утренние часы жаждущие материального вознаграждения художники, чтобы скоротать время, разбредались со своими мольбертами по окрестностям. И многих манила величавая колокольня!

Сыми фурлет!

Однажды зашёл я в пивбар «Гавань» на ленинградском В.О. За столиками мест не оказалось, сел за стойку. Следом за мной явился представитель клана «тихих алкоголиков». Уселся рядом – одутловатый мужик неопределённого возраста, в потрёпанной зелёной шляпе. К нему подошёл молодой лощёный бармен, наклонился и с нескрываемым раздражением процедил: «Сыми фурлет, говно утиное!»

Квартиры Достоевского

Фёдор Михайлович Достоевский был гениальным и очень странным человеком, как-то уживаются в нём эти две оценки. Одна из странностей состояла в том, что из окон своих съёмных петербургских квартир (непременно угловых) он желал видеть церковь. Из первой квартиры на Екатерининском канале (приехал из ссылки и поселился у брата Михаила) – Спас-на-Сенной. Из другой – на углу М.Морской улицы и Вознесенского проспекта – Исаакиевский собор. Из третьей – на Владимирском проспекте – Владимирскую церковь. И последняя квартира в Кузнечном переулке также выходила на Владимирскую церковь. Уникальна её колокольня – 3 яруса украшены колоннами разного архитектурного ордера: дорического, ионического и коринфского. В чём причина такого несколько странного тяготения к религии? Кроме Фёдора Михайловича, никто не объяснит толком. Да и мы не будем тревожить тень великого писателя.

Мозаичное чудо

1 марта 1881 г. на Екатерининском канале СПб народовольцами был убит царь-освободитель Александр II. На месте его гибели был воздвигнут храм Воскресения Христова высотой 81 м. Творение архитектора Парланда в народе прозвали Церковью Спаса-на Крови. 25 лет шло строительство, много испытаний суждено было вынести храму. И вот он, тщательно отреставрированный, снова доступен «мирянам». На фасаде, и особенно в интерьере, сплошные мозаики. Когда я впервые вошёл под своды в ясный солнечный полдень, то был поражён перманентным золотым сиянием. Оно искрилось, переливалось и исходило, казалось из каждого уголка. Это чудо создали мозаики. Русские мастера превзошли все известные древнеримские образцы. Общая площадь мозаик – 7 тыс. кв. метров, 308 мозаичных картин, 277 персонажей, 68 библейских сцен. Первозданные синие, зелёные, красные, белые, голубые, коричневые цвета, но особенно много фрагментов смальты чудного светло-золотистого цвета. Первые русские мозаики пошли от Ломоносова, из его мозаичной мастерской в деревне Усть-Рудица, в 150 верстах от Санкт-Петербурга – одна «Полтавская баталия» в верхнем вестибюле исторического здания Санкт-Петербургской академии наук, на Университетской набережной, дорогого стоит. Ломоносовская технология канула в Лету вместе с автором. Второе пришествие связано с мозаичистом Фроловым, изучавшим итальянские мозаики и разработавшим оригинальную технологию в мастерской Академии Художеств в СПб. Мозаики для храма создавались десятками мастеров долгие 12 лет по эскизам известных художников: Василия Васнецова, Нестерова, Харламова, Рябушкина, Беляева. Резная сень над местом гибели императора выполнена из раухтопаза (дымчатого кварца), цоколи столпов облицованы золотисто-коричневым волынским лабрадоритом. Покидая храм, я не мог точно и кратко сформулировать свои выдающиеся впечатления. И вдруг нужные слова нашлись – солнцем полна голова!

Мишень для императора

Гулял я летом 1972 г. по пригороду Санкт-Петербурга, славному городу Павловску, знаменитому своим дворцово-парковым ансамблем. Забрёл на окраинный холм над рекой Славянкой рядом с развалинами крепости Бип. Случайно наткнулся на скромный обелиск из красного финского гранита высотой метра полтора и прочитал надпись: «Здесь стояла мишень для первоначальных упражнений в стрельбе будущего государя-императора Александра II». Поистине Санкт-Петербург и его окрестности таят ещё многие тайны!

Соловьи, соловьи

В городе Павловске, пригороде Санкт-Петербурга, на берегу реки Славянки, была замечательная баня – одноэтажная, грязноватая, но с великолепной парной. Особенно любили мы ходить туда весной, в начале мая. Вечером на улице чуть выше 0°С, выйдешь в плавках, распаренный, на воздух, сядешь на лавочку и млеешь, млеешь. А в кустах возле Славянки заводят свои бесконечные трели соловьи. Сидел бы часами да слушал их неповторимые (ни одно колено не повторяется!) трели.

Заплывы по Неве

Нева – широкая полноводная река с быстрым течением и холодной водой. В Санкт-Петербурге у Петропавловской крепости ширина реки около 600 м. Переплыть Неву – дело чести! В начале 1930-ых годов этим развлекался мой отец – Сергей Гаврилович Красоткин. Шли они – компания 18-летних – к Финляндскому вокзалу, на набережной правого берега Невы раздевались, отдавали одежду добровольным помощникам – малолетним пацанам, входили в реку и плыли наискось по течению. Миновали под срединным пролётом Литейный мост, и затем к спуску у Летнего Сада на левом берегу. Здесь отдыхали, надевали одежду, принесённую «оруженосцами», и в ранге победителей речной стихии шли домой на улицу Пестеля (Пантелеймоновскую), рядом с Фонтанкой. А однажды летом, поздним вечером, уже в 1980-ые годы шёл по Кировскому (Троицкому) мосту мой коллега по вечернему факультету ЛГИ Игорь Беляев вместе со своим товарищем. И вот его 50-летний компаньон изъявил вполне понятное желание поплавать в Неве, поскольку были они слегка поддатые. Быстро разделся, отдал Игорю одёжку, с середины моста сиганул в великую реку и тихо поплыл в ночном полумраке к пляжу у Петропавловки. Игорь резво поскакал по суше к месту встречи, да вот незадача – охрана не пускает на территорию крепости. С трудом уговорил и поспешил на пляж, где через час после начала заплыва встретил продрогшего пловца-«рекордсмена». Да, великая Нева – это не какая-то вшивая Москва-река! Пловцам было чем гордиться!

Игра слов

Есть в русском языке странное слово «слоняться», по смыслу – болтаться без дела. Корни восходят к XVIII веку. Подарил персидский шах российской императрице Анне Иоанновне в знак особого расположения 14 слонов. Сначала слоны жили в Петербурге на Фонтанке, на месте нынешнего цирка. С ними жили персидские караванщики. Отсюда – Караванная улица (ныне ул. Толмачёва?). Впоследствии слонов переселили на Пески, в район нынешнего Суворовского проспекта, который прежде именовался Слоновый проспект – по нему обитателей «слоновьего дома» водили купаться на Неву. Собирались толпой зеваки бездельные, наблюдали, сопровождали – одним словом, слонялись.

Шёл по Невскому троллейбус

1970-ые годы. Ленинград. Весна. Шёл по Невскому троллейбус. Время дневное, в салоне свободно и тихо. И я в нём еду. А по внутренней радиотрансляции звучит неповторимый, одновременно звонкий и чарующий голос Лидии Руслановой (у Аничкова моста со знаменитыми конями):

Очаровательные глазки,

Очаровали вы меня –

В вас много жизни, много ласки,

В вас много страсти и огня.

И мороз по коже. Вот это был концерт! Я – в полном восторге: моя любимая вещь и полное внимание слушателей, разве что аплодисментов не хватает!

Нашему Петеньке сильно не повезло

Где-то осенью 1988 г. позвал меня друг Борис Эфрос, геолог и специалист по камню, на обследование знаменитой 5-метровой Эльвдаленской порфировой вазы в Летнем Саду Ленинграда, подаренной королём Швеции российскому императору Николаю I в 1839 г. Осмотрелись, кое-что прикинули и направились в дирекцию Сада, в Чайный домик XIX века. Здесь нас встретила зам. директора по научной работе, и состоялось обсуждение на предмет необходимой реставрации вазы. В завершение беседы я задал несколько давно интересовавших меня вопросов и получил толковые, оригинальные ответы. Сначала по мелочи: меня интересовали секторальные фрагменты знаменитой невской ограды Летнего Сада, со стороны Фонтанки и Лебяжьей Канавки – как-то диссонировали с архитектурным строем фельтеновской ограды конца XVIII века. Выяснилось, что это дополнительные поздние фрагменты середины XIX века. И автор их архитектор Шарлемань (по его проекту изготовлена решётка со стороны Мойки), а вовсе не Фельтен, как думают наивные посетители. Затем последовал мой коронный вопрос: «Мой отец говорил, что в 1920-ых на площадке возле Лебяжьей Канавки (там, где ныне итальянская скульптура «Амур и Психея» от начала XVIII века – как говорил Пётр Великий: «Психа полюбила сонного Купиду») стояла бронзовая скульптура «Царь-плотник». Где же она? Начальственная дама только вздохнула: «Нашему Петеньке сильно не повезло! В начале ХХ века была масса 200-летних юбилеев петровским деяниям, и по каждому устанавливали бронзовые скульптуры императора. А потом большевики стали искоренять императорские памятники, и многие из них пали от рук воинственных и невежественных варваров. Пропал и Пётр Великий из Летнего Сада!» Надо сказать, что скульптуру «Царь-плотник» создал скульптор Бернштам в 3 экземплярах. Первый (главный) отправился в голландский город Заардам, где Великий обучался кораблестроительному делу (и стоит поныне! – как же его не тронул пресловутый Адольф Г.?). Второй встал у Дворцового моста со стороны Адмиралтейства, вместе со своим братцем – скульптурным изображением императора, спасающего людей во время бури (действительно, было такое дело в Финском заливе, где Пётр сильно простудился, заболел и отдал богу душу). А третий (несколько меньших габаритов) – стоял в Летнем Саду. В Питере пали все три упомянутых Петра! Правда, в 200-летие Санкт-Петербурга город Заардам подарил копию своего Петра, и «Царь-плотник» вновь встал у Дворцового моста. Да, грустно быть великим императором! Всякая шваль по злобе и недомыслию может на тебя покуситься!

Дом ветеранов сцены

Дом ветеранов сцены в Санкт-Петербурге основала великая актриса Мария Гавриловна Савина на свои «скромные» средства. Хорошее выбрала место: на окраине Петровского острова, в парке, на берегу Малой Невки, рядом с Петровским мостом. В тишине и покое доживали здесь свои дни престарелые артисты. Да вот незадача! В 1950 г. рядом, на Крестовском острове, построили величественный стадион им. С.М. Кирова по проекту знаменитого архитектора А.С. Никольского. А рядом с Домом кольцо троллейбуса № 7 из центра города. И футбольные болельщики отсюда шли пешком на стадион (почти 4 км пути!) и со стадиона. С недоумением взирали импозантные старички и старушки на шумную толпу возбуждённых, орущих и слегка поддатых любителей спорта. И здесь, в этом тихом углу, достала их бурлящая жизнь!

Последняя надежда

Санкт-Петербург. 1990-ые годы. Сильные морозы до -300С (бывало и такое!). Реки и каналы укрыты толстым льдом. В жизни – хаос и неразбериха! Бреду по набережной Мойки и вдруг замечаю напротив французского консульствалунки во льду реки и мужика с зимней удочкой. Не могу понять – что за чудеса? И внезапно сообразил: бедняге французскому консулу есть нечего, последняя надежда осталась – на занюханную питерскую рыбёху!

Сортавальский камень

Сортавала – город на северном побережье Ладожского озера (русское название – Сердоболь), ныне в составе республики Карелия. По происхождению финский город, входил в состав Великого княжества Финляндского (1809-1918), а в 1918-1940 гг. в состав суверенной Финляндии. В районе Сортавалы (на близлежащих островах Ладоги и на материке) много месторождений облицовочного камня, известных с начала XIX века. Подробно сортавальский камень описан в серии научно-популярных книг Н.Б. Абакумовой, А.Г. Булаха и других авторов. В период расцвета северной столицы многие сортавальские месторождения помогали формировать неповторимый облик «блистательного» Санкт-Петербурга. Наружная облицовка стен Исаакиевского собора выполнена светло-серым полосчатым рускеальским мрамором (карьер у деревни Рускеала). Сам великий архитектор Монферран специально посетил Сортавалу и лично выбирал камень. Чёрно-белый волнисто-полосчатый ювенский мрамор (с острова Ювень) использован для облицовки южного фасада Михайловского замка, дома Мятлева на Исаакиевской площади и дома Апраксина на Миллионной улице, 22. Серым сердобольским гранитом (с острова Тулолансаари, здесь была дача Н.К. Рериха) облицованы колонны верхней площадки Иорданской лестницы Зимнего дворца (замысел архитектора В.П. Стасова – перестройка после пожара 1837 г.) и интерьеры Нового Эрмитажа – колонны Парадной лестницы и других помещений. Оттуда же родом 10 атлантов портика – вечный памятник великому скульптору А.И. Теребеневу. Тёмно-розовый валаамский гранит (с острова Сюскюянсаари) использовался для постаментов памятников (Екатерине II, Александру III, композитору М.И. Глинке). Название гранита связано с тем, что здесь трудились монахи Валаамского монастыря (на самом Валааме гранита нет). И это только отдельные примеры. Чтобы перечислить все объекты Санкт-Петербурга, где использован сортавальский камень, надо несколько страниц. Сортавальский облицовочный камень бывает периодически востребован и в наше время – и тогда в некоторых карьерах добыча его возобновляется. Так, он использован в подземных вестибюлях некоторых станций метро: валаамский гранит – в облицовке колонн станции «Ленинский проспект», рускеальский мрамор – в облицовке стен и пилонов станции «Приморская». Сеть старинных карьеров в окрестностях Сортавалы – уникальный горно-геологический памятник. Иногда мне чудится, что вместе с сортавальским камнем достигли низменного, болотистого Петербурга волны бурной Ладоги, омывающие её дикие скалистые берега

Четвёртая жизнь

В 1937 г., для Всемирной выставки в Париже в Советском Союзе изготовили карту страны из поделочных и драгоценных камней. 700 мастеров – камнерезов и мозаичников – напряжённо трудились 11 месяцев и заслужили золотую медаль выставки. Моря, горы и равнины Союза были набраны лазуритом, малахитом, мраморами, яшмами. Города, горнозаводские центры, границы были отмечены огранённым горным хрусталём, аметистом, александритом, цитрином, рубином и т.д. Зрители были поражены. Затем сокровище переехало в Нью-Йорк, было высоко оценено в США и оставалось там в годы войны. Вернулась карта на родину и попала в Тронный (Георгиевский) зал Ленинградского Эрмитажа и долго там жила, ещё в мои юношеские 1950-ые годы. Впоследствии историческая справедливость была восстановлена: карта сменилась императорским троном, положенным по статусу зала. Мозаичное чудо отправилось как будто бы по назначению в Геологический музей ВСЕГЕИ им. Ф.Н. Чернышова, где я её лицезрел в 1991 г. Обветшала карта «по старости лет», кое-какие фрагменты утеряла и была подвергнута масштабной реставрации уже в недавние 2000-ые годы. 6 мастеров трудились 6 лет – восстановлены и утраты мозаики, и фрагменты из драгоценных и полудрагоценных камней. И чудо скоро начнёт в стенах ВСЕГЕИ свою четвёртую, надеюсь, долгую и счастливую жизнь.

Погибшая панорама

Жил и работал в Ленинграде знаменитый архитектор Александр Сергеевич Никольский (1884-1953). Много зданий в окраинных районах Северной Пальмиры выстроено по его проектами, но не оставляла Никольского мысль: город стоит на море, а моря не видно – порт и судостроительные заводы преграждают к нему доступ. Надо дать Ленинграду полноценный выход к морю! И составил архитектор проект стадиона на Стрелке Крестовского острова, в его торце, выходящем прямо на Финский залив. В 1930-ых началось строительство, а закончилось в 1950 г. Огромный красавец-стадион (в первые годы там собирались до 100 тысяч зрителей), построенный на намытом землесосами (со дна залива) огромном песчаном кольцеобразном холме, возвышался над морской гладью, устьями Большой, Средней и Малой Невки. Между прочим, архитектор в 1949 г., в период зловещего «ленинградского дела», подвергался серьёзной опасности: «доброжелатели» обвинили его во вредительстве. Мол, расползётся песчаный холм под ленинградскими дождями, и разрушится стадион. «Борода» (так уважительно звали Никольского в архитектурных кругах, соответственно внешности) не дрогнул и написал письмо Сталину, аргументированно отвергнув все обвинения. Его вызвали в Москву, и принял Берия. Выслушав архитектора, Берия изрёк: «Возвращайтесь в Ленинград и спокойно работайте, мы разберёмся». Угроза миновала…

Выйдешь, бывало, на верхний обвод стадиона, глянешь на запад. Перед глазами огромная сверкающая водная гладь, берега Финского залива: Стрельна, Петергоф (и фонтан «Самсон» был виден в ясную погоду), Кронштадт на острове Котлин (с куполом Морского собора), большие и малые суда, следующие в Ленинград. Глянешь на север, юг и восток – обязательно отыщешь петербургские символы: купол Исаакия, шпили Петропавловки и Адмиралтейства, мечеть, стрелку Елагина острова и многие другие. Часто ходили на стадион не столько футбол посмотреть, а полюбоваться замечательной панорамой. Великую работу выполнил зодчий и осуществил свою давнюю мечту, но не в полной мере – остановила смерть в 1953 г. Башня и галерея по верхнему обводу так и не были построены, планировка Приморского парка Победы не была закончена, гидропарк на искусственных островках в заливе не состоялся. За 50 лет выросли огромные тополя по берегам и заслонили морскую панораму. А теперь стадион Никольского уничтожен, а вместе со стадионом погиб и замечательный замысел. Здесь строится новый стадион для петербургского спортклуба «Зенит», и не будет никакой верхней эспланады, и исчезнет навсегда замечательная панорама. Медленно тянется стройка, разворовываются миллиарды… Тихо умерла, воплощённая хотя бы частично, великая идея великого творца. Новым «хозяевам жизни» она глубоко безразлична – в Петербурге их взгляд ограничен лицезрением своего огромного банковского счёта, а панорамы… в Лондоне, Париже и Нью-Йорке они как-то ближе и роднее. Я вспоминаю свою спортивную юность – тренировки в аллеях Приморского парка Победы, соревнования по лёгкой атлетике на стадионе им. С.М. Кирова, футбольные матчи, где собиралась не нынешняя околофутбольная полуфашистская свора, а по 100 тыс. настоящих любителей спорта… Всё в прошлом… А что же в будущем?

Тайная сила

Однажды в начале зимы, в 1960-ых годах, в Ленинград приехал некий шахтёр из Воркуты с единственной и благородной целью – приобщиться к культуре и истории великого города. Выйдя утром с Московского вокзала, шахтёр быстро отыскал сосисочную на Невском проспекте и надолго там засел, торжественно отмечая свой приезд. Поздно вечером он спохватился, что забыл свою главную цель, и решил её немедленно реализовать. Расспросив окружающих, сел в троллейбус № 5 и доехал до Исаакиевского собора. Музей уже был закрыт, внутри темно, но наш герой упорно пытался проникнуть внутрь. Сторож разъяснил ему ситуацию, но шахтёр разбил окно и пролез внутрь собора. Пока бедный служитель вызывал милицию, шахтёр в дикой злобе (не поняли его благородный порыв) принялся крушить в полутьме музейную экспозицию. Прибыла милиция, включили полный свет, взяли варвара. Среди разгрома обнаружили, что портрет Монферрана снят и повёрнут лицом к стене. Обратились к нарушителю за разъяснением. И вот что услышали: «Он так на меня смотрел! Так смотрел! При нём я не мог!» Шахтёр был сурово наказан – в тюрьму на 5 лет! Советские законы был неумолимы, даже заступничество великого архитектора не помогло!

Аллея героев

По давнему Указу Президиума Верховного Совета СССР дважды героям (Советского Союза, или Социалистического труда, или обоих титулов) положена установка памятника на Родине. В Ленинграде все памятники расположены вдоль центральной аллеи Московского парка Победы. Здесь военачальники, авиаторы, хозяйственные руководители, Предсовмина А.Н. Косыгин, великая балерина Г.С. Уланова (чудный экспрессионистский бюст на постаменте из тёмно-розового шокшинского кварцита). Последним удостоился чести мой товарищ школьных лет Артур Николаевич Чилингаров – выдающийся полярник, а ныне вице-спикер Совета Федерации. Первая звезда – Героя Советского Союза – за вызволение из антарктических льдов «Михаила Сомова», вторая звезда – Героя РФ – за нырок в батискафе на дно Северного Ледовитого океана в точке Северного полюса.

Павловский парк

В окрестностях Петербурга есть чудный Павловский парк. В студенческие и послестуденческие годы я бывал там сотни раз. И на каждой дорожке парка хотя бы один раз, а их общая протяжённость составляет всего 650 км. Особое очарование парку придаёт долина реки Славянки с её высокими берегами, на одном из них привольно раскинулся императорский дворец – резиденция будущего Павла Петровича I, а потом его вдовы Марии Фёдоровны. Парк создавался как пейзажный, и пейзажи один краше другого: парковые павильоны уникально вписаны в природу и создают с ней единое целое. Мои любимые уголки: Храм Дружбы, огромный дуб у Розовопавильнного пруда, мост Кентавров, Пиль-башня и Руинный каскад, Самое Красивое Место, Круг белых берёз. Однажды в сентябре я гулял по парку в полном одиночестве, поздно вечером, в тёмную погоду. И вдруг всё преобразилось: небо, всё в тёмных тучах, приобрело красивейший тёмно-фиолетовый оттенок, никогда и нигде такого не видел (и впоследствии тоже) и пожалел, что единственный зритель – это я. И тут заметил на склоне холма над Славянкой художника у расставленного планшета, тихо подошёл и через плечо мастера взглянул с любопытством на этюд. Живописец поймал эту таинственную улыбку природы – редкая удача!

А вообще-то парк неразделим – один природный сюжет плавно перетекает в другой – и путешествовать по нему можно вечно! Но как-то уже не хочется – боюсь возможного разочарования. Лучше сохранить в душе то свежее юношеское восприятие!

Река Смоленка

Река Смоленка в Санкт-Петербурге отделяет остров Декабристов (до 1917 г. носил одиозное имя – Голодай) от Васильевского острова. На Васильевском берегу – знаменитое Смоленское кладбище. А Голодай – низкий, обширный, незаселённый – прославился как братская могила пяти повешенных декабристов (на самом деле само место захоронения осталось неизвестным). В сентябре 1958 г. мой друг и однокашник по ЛГИ Борис Петров халтурил в каком-то гидрогеологическом отряде, работавшем на Голодае. Намечалось масштабное жилищное строительство (планы осуществились сполна в 1970-1980-х годах), велись предварительные изыскания. Однажды Борис пошёл обычным маршрутом: от кольца трамвая на Васильевском пешком до лодки, 30 метров на вёслах через Смоленку – и на работу. А лодки на месте нет! Молодой, здоровый – море по колено! – а перед ним какая-то занюханная Смоленка. Как был – в одежде, резиновых сапогах и тяжёлом прорезиненном плаще – вошёл в речку и поплыл. Да не тут-то было! Проплыл две трети, выбился из сил и стал тонуть – амуниция упорно тянула на дно. На счастье на противоположном берегу незнакомый мужчина оказался – прыгнул в лодку, подплыл и помог выбраться на берег незадачливому супермену. Примерно в таких обстоятельствах утонул в Байкале литератор Александр Вампилов. Лодка перевернулась, и он поплыл к берегу в тяжёлой куртке и тяжёлых ботинках – несколько метров не доплыл до мелководья, захлебнулся и пошёл ко дну. В нашей кировской квартире висит картина, подаренная ленинградским архитектором Львом Даниловичем Авидоном – та самая Смоленка, по берегам купы высоких деревьев в осеннем убранстве. Так было ещё в начале 1990-ых годов, а ныне всё сметено могучим строительным ураганом. Но всё так же спокойно струится Смоленка, правда, закованная ныне в гранитные берега.

«Ездют тут всякие!»

Самое начало 1960-ых годов. Ленинград. Конец мая. Тёплая, солнечная погода. Иду по углу Исаакиевской площади и около Манежа встречаю своего знакомого Леонида Самсонова-Роговицкого (1921-1968). Высокий красавец, знаменитый балалаечник, а держится со мной, рядовым студентом, на равных. Несмотря на почти двадцатилетнюю разницу в возрасте – весёлый компанейский мужик. Лёгкий разговор о жизни, о том о сём. Неожиданно я замечаю толпу шпалерами на дальней полосе Бульвара Профсоюзов (бывшего Конногвардейского). «Что такое?» – мой вопрос в пустоту. И внезапный ответ Леонида: «Не обращай внимания! Ездют тут всякие шаромыжники!» (Русское слово родилось в 1812 г. в общении крестьян с французскими оккупантами. Те, пытаясь раздобыть продовольствие, обращались к народу: «Шер ами!» – «Дорогие друзья!». А народ их колол вилами и лупил дубинами). Действительно, вскоре показалась открытая машина, из которой махал советскому народу очередной «шаромыжник» – президент Алжира Ахмет Бен Белла (1918-2012). Был даже в те годы такой анекдот: «Верх политического невежества – считать, что Бен Белла – дочь Бен-Гуриона (премьер-министр Израиля в те годы, «еврейский Ленин», – прим. авт.). Впоследствии Бел Белла стал жертвой переворота и долго был на поселении где-то в оазисах Сахары.

Встреча с вождями

В 1956 г. в Ленинград приехали высокопоставленные гости: премьер Югославии Иосип Броз Тито (1892-1980) и очередной вождь Советского Союза Никита Сергеевич Хрущёв (1894-1971). Дело было в начале июня – ясно и тепло. Толпы народа кучковались на Невском (недалеко от нашего дома на Фонтанке). И я, 16-летний, пришёл на Аничков мост через Фонтанку. Вдоль трассы двумя рядами стояли морячки-курсанты, взявшись плотно за руки. И вот чей-то крик: «Едут! Едут!» Открытая машина – стоя, в шикарных светлых костюмах, с лучезарными улыбками, вожди приветствуют народ – в 10 метрах от меня. Общие крики восторга, экзальтированная толпа прорывает слабенький кордон и высыпает на мост. А сзади едет вторая машина: черноволосый красавец Дмитрий Трофимович Шепилов (1905-1995), наш министр иностранных дел, и югославский идеолог Эдвард Кардель (1910-1979). Машина медленно лавирует между людьми, вторые лица тоже машут, но уже сидя и вяло: «явление Христа народу» окончено. Довольный народ в радостном возбуждении расходится по домам. Не грех и выпить за общение с вождями!

Трогательная эпитафия

В Царском Селе – пригороде Петербурга – в Александровском парке есть Пенсионерские конюшни. Старое заброшенное здание середины XIX века из красного кирпича с двумя готическими башенками – творение архитектора Менеласа. А при нём маленькое кладбище с однотипными небольшими плитами. Но не людей, а лошадей! Здесь когда-то доживали свой век лошади, на которых гарцевали императоры, их родня и свита. Читаю на уровне земли полустёртую надпись на маленьком плоском надгробии: «Собственного седла Его Императорского Величества верховая кобыла Матильда. Служила 15 лет. Околела 14 ноября1853 г.». Отслуживши правителям, старые лошади находили здесь уют, заботу и вечный покой. Поневоле вспомнишь Маяковского: «Деточка, все мы немножко лошади, каждый из нас по-своему лошадь».

 

Автор: И.С. Красоткин. 2019